Закончив с макетом, Будина снова залезла по сети в компьютер к Парамонову и нагло перечитала некоторые старые стихи, запомнившиеся с первого «несанкционированного доступа».
Его стихи Ольгу трогали и Ольге нравились, однако…
Здесь Будина задумалась.
В стихах, несомненно, присутствовала любовь. При этом менее всего Ольгу напрягало то, что написаны они были, как говорится, не в ее честь. (А может, теперь и настало ее время?)
Расстраивало другое: в них, сочиненных много лет назад – как и в сегодняшних, – чувствовались напряжение и боль, сопутствовавшие, похоже, всей Олежкиной жизни.
Тут и время обеда настало.
Ольга зашла за Парамоновым.
– Со мной пойдешь, или сам хочешь?
– С тобой, – сказал Олег.
Ольге стало тепло и приятно.
Нет, она не собиралась навязываться к нему в жены.
Но если такое случится – хорошая у них начнется жизнь, настоящая.
– Я начал пить таблетки, – сказал Олег, когда они подошли к лифту.
– Молодец, – обрадовалась Ольга. – Вот молодец!
– Доктор сказал, что ему было бы полезно поговорить… – Тут Парамонов слегка запнулся.
– С кем поговорить? – переспросила Будина.
– … с моей женщиной, – с некоторым усилием, но все же произнес непривычные слова Парамонов.
– Если ты разрешишь, я буду рада, – только и сказала Ольга.
Они вышли на залитую солнцем улицу, перешли дорогу и направились в столовку соседнего НИИ, по случаю кризиса открывшую двери чужим сотрудникам.
Мимо прогрохотал красный трамвай, с характерным шипеньем шин проносились редкие – улица почти тупиковая – автомобили.
Пахло нагретым асфальтом, и еще – цветами из близлежащего чахлого палисадника.
Но для Ольги все вокруг пахло счастьем.
Какой же сегодня отличный получался день!
Темная квартира.
Ваза на столе.
«Ничего не надо», —
Ты сказала мне.
Россыпь звезд сменила
Хмурая заря.
«Ничего не надо», —
С грустью понял я.
Месяцы и годы
Бросим на весы.
«Ничего не надо», —
Звонко бьют часы.
Льется из окошка
Тускловатый свет.
Ничего не надо.
Ничего и нет.
Приставлен к сердцу ржавый гвоздь.
Торчит он шляпкою наружу.
Лишь повернулся неуклюже —
И все исчезло. Не сбылось.
Так тяжело с гвоздём ходить,
Прижавшись теплым сердцем к жалу.
Оно бы в пятки убежало,
Да трудно сталь перехитрить.
И шепоток, и хохоток
Я слышу чутко слухом тонким.
Стучит, стучит по шляпке звонко
Неутомимый молоток.
Сбить одиночества печать —
Вот цель моих попыток робких.
Но ржавое железо знобко
Приказывает мне молчать.
И все ж меня, любовь, найди!
Я жду, как взрыва ждет граната.
Ты улыбнешься виновато
И – шляпку вдавишь до груди!
Одиночество – сладко и больно,
Цепкость глаз, устремленных туда —
В неохватность. Туда, где довольным
Не бывать. Не бывать никогда.
Одиночество – это прекрасно.
Взгляд углублен и мысли остры.
Циолковский в Калуге злосчастной
Открывал нам иные миры.
Одиночество – разума допинг.
Не забыв инквизиций кресты,
Среди шумной толпы одинокий
Леонардо искал красоты.
Одиночество – плата постигших.
Одинокий счастливец смешон.
Маяковский ушел, не простившись.
Мандельштам, растворившись, ушел.
Его, могучего,
Накрыло тучами.
Надежды сонными
Исходят стонами.
«Не бойсь! Не трону!
Сам уйду с трона.
Как зимы стылые,
Все опостылело…»
Уже не веруя,
Наладил вервие.
Как рог изюбриный,
Перо иззубрено.
Маханул нервно:
«С подлинным – верно!»
Внизу листочка —
Поставил точку…
Уже две недели, как Татьяна сидит дома.
Хотя дома как раз она бывает редко – все больше с поездками, походами и визитами: вдруг осознала, что за жвачкой ежедневных текучих дел упустила очень многое из того, что упускать нельзя.
Поиском работы почти не занималась.
Не хотелось.
Деньги еще были. Плюс – она сдала, правда, совсем недорого, их семейную дачку. Соседке с ребенком, на все лето.
Плата была небольшой, и соседка заплатила сразу за три месяца.
В итоге Логинова, пусть и с запозданием, но поняла, как же ей надоела ее прежняя трудовая деятельность: пока деньги не кончатся, искать новый хомут она не собиралась.
Вчера съездила к Вите Митяеву, Митяю, мальчику из их класса.
Конечно, давно уже Митяй не мальчик.
А морской офицер, спасатель.
Бывший.
Теперешний – инвалид первой группы, жертва страшной болезни водолазов – кессонки.
Это когда водолаз слишком быстро поднимается с глубин, где большие давления. Азот, содержащийся в крови в растворенном виде, «вскипает», и его пузырьки перекрывают кровоток.
Все в нашей замечательной армии есть: и бомбы атомные, и танки гремучие – а вот когда гром грянет, то опять эксплуатируют человеческую самоотверженность и самопожертвование.