И что же? Вместо того, чтобы восхититься его щедростью и деловой сметкой, Татьяна Ивановна смотрела на мужа чуть не волком!
Это было обидно и очень-очень непонятно.
Хотя, казалось, история рассосалась сама собой.
Софья Лазаревна облегчила всем жизнь, в одночасье уйдя за супругом.
Домработница после скромных похорон удалилась в свою деревню, а наследники мгновенно продали дачу, увезя с собой то ли в Америку, то ли в Израиль урну с прахом бабушки. Они и деда к себе перевезли – в этой семье не бросали ни живых, ни мертвых.
И думалось Марку Вениаминовичу, что супругой эта неприятная история уже забыта.
Ан нет.
– Ну, и в чем я был перед Софьей Лазаревной виноват? – тихо спросил Лазман. – Мне надо было войну устроить с этой бандой?
– Марконь, я тебя не виню, – сказала Логинова.
– Не винила бы, не вспомнила. Еще какие мины есть в нашем совместном прошлом?
Натолкнувшись на молчание бывшей жены, сам же и продолжил:
– С ребенком я действительно виноват. Мне тогда казалось, что так правильнее – аспирантура, докторантура и так далее. Сейчас вижу: виноват. Но я же не знал, что будут проблемы! Да и не пробовали мы их по-настоящему решать! Сегодня такие серьезные методики появились! Хочешь, я тебе все разрулю, лучших врачей приведу? Да там за пять последних лет – прорывы настоящие! В крайнем случае, можно приемного взять…
– Нет, Марконечка, – тихо сказала Логинова. – Уже не хочу. Не надо ничего мне разруливать.
В полной тишине допили чай.
Потом Лазман спохватился:
– Так что за диван ты купила?
– Обычный. Два метра в длину, чтоб можно было спать, не раскладывая.
– Давай я тебе кровать куплю. С матрасом. Неполезно на диване спать.
– Не нужно. Я полжизни на диване проспала – и ничего, существую.
– А ширину не замеряла? А то двери у тебя…
– Что? Не пролезет? – испугалась Логинова.
– Не бойся, – успокоил бывший муж. – Раз я взялся – пролезет. Может, только придется дверной блок разобрать.
Потом Марк начал названивать по телефону.
С первым не устроила цена.
Второй не мог приехать к сроку.
Третий согласился и по приезде оказался улыбчивым таджиком с высшим техническим образованием. Бойцов своих в квартиру не впустил, они ожидали грузовик внизу. А сам с удовольствием повторил с хозяевами чайную церемонию.
Диван втащили без особых проблем, миллиметр в миллиметр – но пролез без разборки проемов.
Марк договорился с таджиками и водителем грузовика, заплатил им дополнительно – и старый диван тоже покинул место своего столь длительного пребывания.
Оставшись одни, подошли к Татьяниному приобретению. Синий монстр, хоть и выглядел внушительно, все же никак не дотягивал до своего предшественника.
Впрочем, кто сейчас спит на кроватях своих предков?
Это в аристократической Англии, когда хотят уколоть выскочку, говорят: «Он сам себе покупал мебель». В России пока до этого не дошло.
Марк проверил действие диванного механизма. Разложил монстра, сложил и снова разложил. Посидел-попрыгал на синем диванном полотне.
– Может, опробуем обновку? – улыбаясь, предложил он бывшей жене.
– Нет, Марконя, извини, – сказала она.
И опять разом потухли глаза профессора.
Вскоре он засобирался домой.
А Логинова, провожая Марка до двери, вдруг снова ощутила непреодолимое желание потрепать расстроенного Марконю по стриженой макушке.
Но не сделала этого.
Не так поймет.
Выходные проскочили на удивление быстро.
Обычно они – если у Парамонова не было очередного текста, которым срочно надо было плотно заняться, – текли медленно, лениво и неприятно, подтверждая своим вялым течением, что старость все равно рано или поздно придет, но до нее Олега ожидает множество пустых и тягостных дней.
Здесь же – раз, и понедельник.
Причем суббота, когда они с Ольгой посетили авиационный музей, до сих пор вызывала у него самые странные чувства.
Нет, он не жалел о произошедшем.
В конце концов, это было приятно. Очень приятно.
Даже сейчас воспоминания о коллеге, приподнявшей на теплом бережку маленького заброшенного озерца подол своего когда-то белого платья, несли в себе явно эротический, провоцирующий оттенок.
Не боялся он и последствий.
Ольга была милым, ясным и чистым человеком.
Не то чтобы он дозрел до свадьбы, но ей и в самом деле нужен ребенок, а денег у него хватит и на двоих, и на троих.
Он и раньше, когда ситуация заставляла думать о женитьбе, боялся не финансовой или какой-либо другой ответственности.
Он опасался главного.
Если ему так тяжко, так плохо живется, что даже до ружья дошло, нацеленного в себя, то надо ли выпускать в эту жизнь еще одну, в прямом смысле слова родственную душу?
Хотя, с другой стороны, у него, постоянно напряженно размышлявшего на эту тему, перед глазами были и оптимистические, если так можно сказать, примеры.
В том смысле, что иногда яблочко от яблоньки падает довольно далеко.
Вот семья близких друзей его отца, Могилевских.
Отец тоже из оборонки, дневал и ночевал в КБ.
Когда обернулся и посмотрел на детей, то сильно удивился.
Вовчик, старший, закончив, разумеется, МАИ и три года отбыв номер по распределению, упорно и весело шел по жизни. Преодолев все запреты отца – и чуть не порвав из-за этого с семьей, – поступил-таки в другое высшее учебное и стал… клоуном!
Настоящим клоуном!